Дона Флор и два ее мужа - Страница 26

Даже высокомерный викарий своим пронзительным голосом произнес против Шимбо горячую проповедь, обвинив его в распутстве. Он назвал этих милых девиц «самыми низкопробными столичными проститутками», «исчадием ада»… Бедняжки! С этой проповедью священник обратился к толпе прихожан, заполнивших церковь во время воскресной мессы, обвинив Шимбо в том, что он превращает тихий Бельмонте в Содом и Гоморру, разоряет домашние очаги, рушит семьи. Вообще несчастному городу не повезло, потому что во главе муниципалитета стоит развратник, «Нерон в кальсонах». Не лишенный чувства юмора Шимбо посмеялся над злопыхательством падре. Девушки расплакались. Рита де Шимбо призывала к мести, а секретарь муниципалитета Мигел Турко, экзальтированный сириец, беззаветно преданный Гимараэнсам и всем известный льстец, предложил посчитаться с викарием, послав двух отпетых бандитов отлупить его, чтобы он научился хорошим манерам.

Шимбо утер слезы Рите, поблагодарил сирийца за преданность и, дав денег двум наемным убийцам, бежавшим из Ильеуса, отпустил их. Шимбо только казался беспечным, на самом же деле был осторожным, ловким человеком, с незаурядным политическим чутьем. Он хорошо представлял себе, как реагировал бы старый сенатор, если б он, Шимбо, объявил войну церкви и избил священника, мстя за публичных девок. К тому же у падре были причины для ненависти к Шимбо. Обозвав Шимбо «Нероном в кальсонах» он намекал на ту ночь, когда уважаемый глава муниципалитета в одних трусах бежал по всему городу, поскольку викарий застал его на месте преступления, в объятиях простодушной Марикоты, усердной служанки, любимой овечки викария, которая служила ему не только за столом, но и в постели.

У Шимбо был один-единственный выход: собрать свои пожитки, оскорбленных гостей и под руку с Ритой де Шимбо уехать на ближайшем пароходе в Баию, отказавшись, таким образом, от высокого поста, почестей и отчислений с подпольной лотереи. Бельмонте осиротел, лишившись способного администратора и столичных красоток. После себя Шимбо оставил отремонтированный причал, надстроенную школу и подправленную кладбищенскую ограду, девицы же — приятное воспоминание, еще долго нарушавшее сон Бельмонте.

В Баии Шимбо получил доходное место служителя правосудия, никто за ним больше не следил и не контролировал каждый его шаг. Он вновь окунулся в ночную жизнь города, а в «Табарисе» вновь воцарилась Рита де Шимбо. Отец-сенатор время от времени отрывал его от бурных похождений и исполнения скромных обязанностей секретаря по регистрации браков, чтобы использовать в политических маневрах, суливших положение и почести, которых добивались другие, только не Шимбо. Он хотел оставаться свободным и жить, как ему заблагорассудится.

Причиной уважения Шимбо к Гуляке было не столько их далекое и, кстати сказать, весьма сомнительное родство, сколько общая любовь к рулетке и кабаре. Услышав однажды, как кто-то обозвал Гуляку нищим и тунеядцем, он тут же устроил его в префектуру на должность инспектора садов. «Человек, носящий фамилию Гимараэнс, должен занимать положение в обществе».

— Среди Гимараэнсов никогда не было тунеядцев…

В этом противоречии и заключалось обаяние Шимбо: с одной стороны, он презирал условности и законы, с другой — обладал глубокими родственными чувствами и ревностно заботился о могущественном клане Гимараэнсов.

Итак, однажды на Сан-Педро Шимбо встретил Гуляку и Мирандона, когда направлялся в управление полиции. Утомленный жизнью, Шимбо был одет так, как одеваются на похороны и на свадьбу: воротничок с загнутыми уголками, манишка, жилет, гамаши, палка с золотым набалдашником. Облаченный в темный вечерний костюм в этот знойный февральский день, Шимбо больше всего на свете жаждал хорошо охлажденного пива…

— Только полярная буря может спасти нас! — воскликнул Гуляка, обнимая своего родственника и покровителя.

Шимбо проклинал судьбу, не скупясь на выражения:

— Вот ведь сволочная жизнь и служба дерьмовая — таскайся за губернатором на все церемонии, на эти вонючие сборища… Вы не видели его в форме португальского комендадора? Сегодня вечером явится на медицинский факультет по случаю торжественного открытия национального конгресса акушеров. Черт бы побрал все эти речи, тезисы, дебаты и заключения о родах и абортах!

Шимбо залпом выпил пиво в надежде умерить жажду и злость на отца, у которого просто мания использовать его для своих политических махинаций.

К тому же по иронии судьбы конгресс открывается как раз в тот вечер, когда майор Пержентино Тиририка из Рио-Вермельо, о котором они наверняка слышали, устраивает праздник. Он, Шимбо, как-то оказал услугу майору, освободив по его просьбе одного дебошира, и вот теперь майор во что бы то ни стало хочет его отблагодарить. Говорят, балы у Тиририки потрясающие: весело, еды и выпивки вволю. И его, Шимбо, ждут как почетного гостя, подумать только!

— А вместо этого я должен слушать научные споры о родах… Отец все старается поручить мне какое-нибудь выгодное дело…

И почему сенатору не оставить его в покое, если перед этим старым сатрапом трепещет сам губернатор? Глаза Гуляки заблестели, Мирандон улыбнулся. Шимбо открыл перед ними врата славы и двери дома майора Пержентино.

8

Вечером перед домом майора оба бездельника держали пари со своими приятелями, такими же бездельниками, что проникнут на бал и будут приняты хозяевами как самые желанные гости. Они действительно проникли туда и были встречены с распростертыми объятиями, поскольку Гуляка представился майору и доне Ауроре как племянник помощника инспектора, заявив, что тот не смог при ехать; Мирандон же, по его словам, занимал несуществующий пост личного секретаря Шимбо.